Вчера ездили в Прованс — в Сан-Реми; по дороге, за Арлем, заехали в аббатство Монмажур: здесь бенедиктинцы отстроили удивительное каменное сооружение, по структуре своей настолько продуманное и вписанное в ландшафт, что напоминает роман. Есть в этой умышленности — в организации пространства — приделы, некрополь (неглубокие, как тарелки, могилы в скальной породе), каменные скамейки, стертые ступени просторных лестниц, витражи — расчет изощренного строительства, предпринятого во времена, когда не существовало ни Москвы, ни Руси. Думаешь о том рубеже с облегчением: представляя, будто у России еще все впереди и можно избежать всего исторического кошмара. Впрочем, это вообще обычные мысли русского человека при взгляде на неродной ландшафт, особенно на тот, что цивилизация не покидала надолго последние два тысячелетия.
Там, в аббатстве, в квадратной галерее вокруг дворика с колодцем множество каменной резьбы на разные благочестивые темы. Как всегда, тема адских мук выделяется художественной изобретательностью, что снова наводит на мысль: в искусстве только ад возможен, рай — предмет скорее картографии, чем метафизики…
Монмажур вписано в скалу и прекрасно ее увенчивает, а кругом ухоженные поля, камышовые изгороди, сосны, борозды виноградников — совершенно очевидно, откуда такие задники у картин возрождения: канонизация средиземноморского ландшафта. Мне всегда казалось несправедливым, что пейзаж за плечом Моны Лизы менее удостаивается восхищения, чем женский лик, так прекрасно его очеловечивающий…
За аббатством потянулись оливковые рощи, высоченные зеленные изгороди и стародавние городки с узенькими улочками, совершенно вымершими в обеденное время.
И платановые аллеи... Высокие, мощные, будто светящиеся их стволы — чуть корявые — образуют самую лучшую колоннаду. Это удивительные деревья — к ним всегда хочется прижаться щекой, обнять, и, кажется, некогда я был платаном.
Во Франции полно кругового движения на пересечении дорог и оттого еще больше кажется, что движешься по лабиринту, это добавляет увлекательности обозрению. В Провансе больше зелени, чем здесь, в Лангедок, где отчасти суровый, почти сицилийский приморский ландшафт. А ближе к Камаргу — уже нарастает влияние дельты Роны, — с ее протоками и лиманами, зелеными коврами пастбищ белых коней и черных худых быков, с белоснежными египетскими цаплями, прожорливыми бакланами и фламинго, которые особенно роднят Камарг с каспийским Гызылагачем. Вообще здесь все призывает к тому, чтобы поселиться тут дней на десять — посреди песчаных виноградников и взять на прокат каноэ и удочки, чтобы пропасть в птичье-рыбьем царстве.
Но вернемся к оливам — в Сан-Реми-Де-Прованс достался на обед цыпленок с салатом; вообще здесь все вкусно еще и потому, что подлинно: настоящие помидоры, настоящий хлеб, настоящее вино, настоящее масло. И непременная шатровая карусель в каждом городке: с лошадками, осликами, каретой-тыковкой для Золушки…
…И вновь запетлять по благоухающему Провансу и наконец въехать в Mulin Conquet — маследавильную усадьбу, где прежде всего встречает огромная клумба размером с два теннисных корта, ковром усаженная настурциями и анемонами. Дальше идут ряды оливковых рощ, кукурузное поле, террасы, разгороженные живыми изгородями. В самой давильне негромко поскрежетывают прессы, в лавке стоит запах масла, густой, как поцелуй. Уезжая, следует припасть к инжировому дереву, набрать с земли чуть увядших и оттого еще более медовых смокв.
Завтра в Париж, а сегодня ужин прощальный в соседнем городке XII века, вырезанном в скале, где главная площадь размером с веранду: утка с фуагра, баранья ножка, персиковый суп. Вообще, пока все это не распробуешь — юг Франции, — представить себе, что такое есть в природе — невозможно, ибо совершенно другие октавы вкуса, уклад, почва, сила солнца. Мужики здесь суховаты от вина и работы, женщины отчасти огрублены пеклом и хозяйством. Но главное — избыток крови вокруг очевиден: земля и солнце тут питают не только чресла, но... и чернила.
Kommentare